Железный Джон: Примечание Автора

Оглавление Предисловие
Читая Железного Джона десять лет спустя
Роберт Блай

ЭТО скромная книга. Она принадлежит к простому литературному жанру, который можно назвать сказочной историей — и как и во всех сказочных историях, в ней нет реальных фактов (и это приводит в ярость буквалистов и социологов), но есть множество метафор. Сквозь эти метафоры мы видим страдания и радости реального мира — свой жизненный опыт, приходящий к нам в воспоминаниях, в рассказанных на ночь историях, в сценах из старых романов и в обращениях политиков. Так случайности и намерения, частицы и обрывки мыслей, озарения и гипотезы — усиливают историю.

В семидесятых и восьмидесятых в США, когда в ВУЗах стали появляться совершенно новые слои населения, и ещё до того, как телевидение установило столь сильный контроль над вниманием, было не так трудно найти людей с которыми можно было обсудить вопросы психологии и другие общие интересы. Я всегда любил быть учителем, но не хотел работать в университете; и вот пару раз в месяц я оставлял мой дом и улетал в Нью-Йорк или Лос-Анжелес, или Чикаго, или Сиэттл, иногда будучи приглашённым в Юнгианский учебный центр, иногда в церковь, иногда в медитативный центр — или это мог быть психологический институт, который пытался бороться с проблемами зависимости, развода, преступности среди несовершеннолетних или общей несчастности. Когда я преподавал, я каждый раз выбирал сказочную историю, чтобы использовать её в качестве темы лекции. Я мог использовать тексты Фрейда, Адлера, Хорни, Юнга или Эдингера — они мне нравятся. Но сказочные истории древнее; и их истины нравятся мне столь же сильно. Когда ты преподаёшь по сказке, то не ссылаешься на какую-то конкретную книгу; ты надеешься дать своим слушателям что-то вроде небольшого количества чистой воды, на протяжении столетий просочившейся сквозь всех людей Земли. Эти сказки являются чудесами. Они несут в себе налёт древней религиозной жизни; они быстро двигаются между страстями, предательствами и трансформациями, но самым блестящим их даром является описание издревле присущих человеку трудностей, игнорируемых почти любой академической классификацией или суждением. Я согласен с Джозефом Кэмпбеллом в том, что сказки — это фундаментальный дар, полученный нами от древнего дописьменного мира. Они безудержнее Аристотеля, глубже Цицерона, правдивее прозы Августина.

С 1970 по 1990 я давал лекции по трём десяткам сказок из разных мифологий: немецких, русских, норвежских, шведских, арабских. Как правило, в группах собиралось от двадцати до сорока взрослых, две трети из них — женщины. На протяжении этих лет стало ясно, что большинство историй братьев Гримм концентрируются на женских жизненных кризисах, например: Белоснежка, Лиза с гусями, Гусятница у колодца, Пёстрая шкурка, Рапунцель, Синдерелла, Дева Малейн, Девушка-безручка, Беляночка и Розочка и т.д. В конце концов, после долгого поиска среди 236 историй братьев Гримм, я обнаружил, что только шесть из них концентрируются на мужских жизненных кризисах. Первой я обнаружил историю Железный Джон, или «Eisenhans» — по-немецки. Я хочу затронуть открывающую сцену: в начале истории молодой охотник появляется у короля и фактически спрашивает у него «Есть ли что-нибудь опасное в округе?» Король отвечает, что тот мог бы посетить некоторый пруд в лесу, но оттуда никто не возвращался. Когда этот молодой человек находит пруд, то из него появляется рука и утаскивает его собаку. Многие молодые мужчины находят в своём опыте эту внезапную потерю, произошедшую с ними на третьем десятке жизни. Эти мужчины могут поделиться историями, связанными со следующим шагом охотника: он заключался в том, чтобы взять ведро, терпеливо вычерпать пруд и вытащить то, что находится внизу. Как оказалось, на дне пруда жил некий Дикарь, являясь силой на этой стадии недоступной. Эта деталь может помочь многим мужчинам, говорящим о возрастании монотонности и стерильности современных мужских жизней. Дикарь был вытащен из пруда, заперт Королём в клетку во дворе, и далее история рассказывает, что Король «отдал ключ на хранение Королеве». Случается так, что восьмилетний сын Короля, играя золотым мячом, закатывает его в клетку Дикаря. Когда мальчик просит вернуть мяч, Дикарь отвечает, что он вернёт мяч, если мальчик откроет дверь клетки. Наконец, мальчик признаётся, что не знает, где ключ. Дикарь отвечает: «Ключ под подушкой твоей матери».

Идея ключа, существующего под подушкой матери глубоко обеспокоила многих читательниц «Железного Джона». При этом она не была откровением для мужчин; большинство из них сказали: «Так вот где этот ключ, здорово». Но многие женщины пропускают главу «Подушка и ключ». Мы часто виним во всём матерей и до сих пор в этом было что-то необъяснимое. Женщины знают, что не они сделали клетку, в которую заключена здоровая дикость. Фактически это сделал Король. Но идея о том, что ключ может находиться в таком приятном и эротическом месте, как место под подушкой, вызывала у них беспокойство. Мы знаем, что отцы испытывают эротическое возбуждение по отношению к своим дочерям, хотя они часто и не хотят называть это так или вообще упоминать об этом. Возможно, матери испытывают то же самое по отношению к своим сыновьям.

Также история предполагает, что мужчина более старшего возраста в качестве наставника, является более важным для взросления сына, чем отец. Это тоже плохо сочетается с современными теориями воспитания.

Недавно я вновь прочитал Железного Джона — впервые за последние десять лет. И я был удивлён тому, что в сказке (и не только в ней) пропущено очень важное содержание — серьёзное отношение к громадной боли, вызванной отделением мальчика от его матери. Сказка мельком упоминает, что мальчик прищемил палец, когда открывал клетку Дикаря украденным ключом. Этой метафоры совершенно недостаточно для описания долгой непрекращающейся боли, которую приносит мальчику отделение от матери. Болезненный опыт дочерей тоже весьма велик, но дочь, глядя на свою мать, говорит себе: «Это то, чем я стану» (имея в виду женщину). Сын говорит: «Это не то, чем я стану». И затем выходит вовне, в холодный равнодушный мир. Отделение от матери таит в себе множество опасностей. Бернадин Джекот и Лиам Хадсон хорошо описывают эту боль мальчиков в своей книге Путь мужской мысли: интеллект, интимность и эротическое воображение. Они отмечают, что если отделение сына от матери произошло слишком рано, например, во время латентного периода (примерно от семи до двенадцати лет), это может привести к формированию в нём холодной сдержанности, и он может выбрать в дальнейшем профессию учёного, техника или математика. Если же отделение произошло слишком поздно, он в большей степени будет склоняться к профессиям артиста, поэта или музыканта. Другими словами время отделения очень важно. Я полагаю, что эта прекрасная книга может стать важным дополнением к «Железному Джону».

Я по-прежнему глубоко восхищён интенсивностью старой немецкой сказки, особенно её живыми яркими метафорами спуска в пепел, голода по Королю во время отсутствия отца, любви к «Женщине-Богине» и стадий развития красного, белого и чёрного цветов. Эти метафоры помогают и мужчинам, и женщинам. Я получаю удовольствие, перечитывая присланные мне множеством людей истории и случаи из их жизней, и я очень доволен количеством стихотворений в этом тексте. Эта книга принесла мне много благодарностей и много волнений, не всегда заслуженных. Но вся эта суматоха напомнила как труден и сложен переход от детства к взрослой жизни. Существует много красоты и утончённости, и надежды в отношениях матери и сына, также как и в отношениях сына и отца.

«Железный Джон» вышел десять лет назад и много всего произошло с тех пор. Я думаю, что теперь у нас есть более острое осознание по многим спорным вопросам, поднимаемым в этой книге.

Оглавление Предисловие
Метки:

Добавить комментарий

Войти с помощью: