Мужской тренинг . РУ

Например, мужчины, живущие в Америке сегодня, сильно отличаются от Сатурнианского фермера старой закалки, гордого своей интровертивностью, приехавшего из Новой Англии в 1603 году и усердно высиживающем по три службы в неотапливаемой церкви. На юге, напротив, развит тип экспансивного, привязанного к матери кавалера, и никто из этих «Американских мужчин» не походит ни на энергичного железнодорожного дельца, появившегося позже на Севере страны, ни на опрометчивую «я-обойдусь-без» культуру поселенцев Востока.

Даже в наше время социально приемлемые модели были эффектно изменены. Например, в пятидесятые в Американский характер добавилось немного упорства, и это стало эталоном мужественности, принятым многими мужчинами: Мужчина пятидесятых.

Читать далее →

Однажды восьмилетний сын Короля играет во внутреннем дворе со своим любимым золотым мячом, и тот закатывается в клетку Дикаря. Если маленький мальчик хочет вернуть мяч, он должен приблизиться к Волосатому Мужику и попросить его об этом. Но это проблематично.

Золотой мяч напоминает нам о внутренней гармонии, которая была у нас, когда мы были детьми — это своего рода сияние или целостность, бывшая у нас до того, как мы разделились на мужчин и женщин, богатых и бедных, плохих и хороших. Мяч золотой, как солнце, и круглый. Как и солнце он излучает изнутри сияющую энергию.

В нашей культуре нет таких моментов. Мальчики в нашей культуре продолжают нуждаться в посвящении в мужской дух, но старики вообще не предлагают этого. Священник иногда пытается, но и он в является частью корпоративной деревни наших дней.

Страх сыновей, что отсутствующий отец — это зло, способствовал студенческим волнениям шестидесятых. Мятежные студенты Колумбийского Университета взяли президентский кабинет, увидев в его действиях доказательство связи с ЦРУ. Университет, похож на отца тем, что выглядит высокомерно и отстранёно, но где-то в его глубине, вы чувствуете что-то демоническое. Это ощущение возникает внутри, потому что подсознательные ощущения сыновей вступают в конфликт с их сознательными проявлениями. Этот внутренний конфликт возникает не потому что отец злой, а потому что отец отдалён.

Мирча Элиаде в своих описаниях опыта посвящения в десятках культур по всему миру, отмечает, что посвящения мальчиков всегда начинается с двух событий: первое — это полный разрыв с родителям, после которого новичок идёт в лес, пустыню или дикую пустошь. Второе — это рана, наносимая мальчику старейшиной — сдирание кусочка кожи, порез ножом, хлестание крапивой, выбивание зуба. Но мы не должны вскакивать, думая, что травмы нанесены садистски. Инициаторы юношей в большинстве культур знают, что причиняемая при травме боль не бессмысленна, а несёт в себе глубинное значение. Практика посвящения аборигенов Австралии — это хороший пример. Старейшины уводят мальчиков из поселения и рассказывают им истории о первом человеке, Дарвелле. Мальчики сосредоточенно слушают эти истории о прародителе, их Адаме. Оказывается, что Дарвелла сидит вон в том дереве. Пока мальчики пытаются увидеть Дарвалла в дереве, старейшина проходит вдоль их линии и выбивает каждому мальчику по зубу. Затем старейшина напоминает мальчикам, что нечто подобное случилось с Дарвеллой. Большинство из нас откажется от зуба, чтобы иметь живую связь с Адамом.

Затем Дикарь приготовил мальчику постель из мха, чтобы он поспал, а утром отвёл его к источник. «Ты видишь этот источник? Он чист как кристалл и полон света. Я хочу чтобы ты сидел рядом с ним и следил, чтобы в него ничего не попало, потому что если это произойдёт, ему это повредит. Я буду приходить каждый вечер и смотреть, как ты выполняешь моё поручение».

В этот момент Железный Джон вернулся, и он знал, что случилось. «Ты дал волосу упасть в источник. Я позволю этому случиться и в этот раз, но если такое произойдёт в третий раз, это загрязнит источник, и ты не сможешь остаться со мной.»

Мы можем сказать, что в этот раз мальчик вынимает что-то своим раненным пальцем, и что это немного отличается от погружения. Можно сказать, что сначала мужчина погружает свою рану в психологическую воду, а затем вынимает её в мифологическом пространстве. Все истории о кузнеце с раной — в том числе Король-рыбак, мужчина с неизлечимой раной — помогают нам увидеть наши собственные раны в обезличенном пространстве. Из историй шаманов мы знаем, что их раны были обезличены, имперсональны. Раны требуют расширения в пространстве, поднятия к идеям наших прародителей — видевших, что рана больше, чем родительский дом; и мы вдруг видим, как наша рана (казалось бы такая личная) входит в великую и безличную историю.

Руки мальчика теперь остаются за спиной. Теперь это не тянущиеся к чему-то руки, а глаза. Глаза осматривают всё вокруг, их любопытство, возможно, усиливают намёки на то, что золото повсюду, мистически присутствуя даже в чистой воде. Мальчик сосредотачивается на своём лице, затем на своих глазах. Мы знаем, что стыд часто удерживает нас от взгляда в глаза других людей — или в свои собственные. Но когда мы смотрим в свои собственные глаза — в зеркале или в отражении пруда — мы неизбежно впечатляемся, так мощно и удивительно, будто кто-то оглядывает нас.