| ↑ Оглавление | |
| ← пред. | 1-1: Обнаружение Железного Джона → |
Например, мужчины, живущие в Америке сегодня, сильно отличаются от Сатурнианского фермера старой закалки, гордого своей интровертивностью, приехавшего из Новой Англии в 1603 году и усердно высиживающем по три службы в неотапливаемой церкви. На юге, напротив, развит тип экспансивного, привязанного к матери кавалера, и никто из этих «Американских мужчин» не походит ни на энергичного железнодорожного дельца, появившегося позже на Севере страны, ни на опрометчивую «я-обойдусь-без» культуру поселенцев Востока.
Даже в наше время социально приемлемые модели были эффектно изменены. Например, в пятидесятые в Американский характер добавилось немного упорства, и это стало эталоном мужественности, принятым многими мужчинами: Мужчина пятидесятых.
Он рано начинает работать, ответственно трудится, содержит жену с детьми и восхищается дисциплиной. Рейган — мумифицированная версия такого упорного человека. Это была версия мужчины, который плохо понимал женские души, но высоко ценил их тела; а его взгляд на культуру и роль Америки был мальчишеским и оптимистичным. Сильнейшими его качествами были решительность и уверенность в себе, но под маской обаяния и грубоватого добродушия было и оставалось много изолированности, потерь и пассивности. Если он не имел врагов, он не был уверен в том, что жив.
Мужчина пятидесятых полагал, что должен любить футбол, быть агрессивным, защищать Соединённые Штаты, никогда не плакать и всегда быть кормильцем. Но в этом образе мужчины было мало пространства для чувств или для интимности. Личности недоставало ощущения жизни. Душе не хватало сострадания, и это отчасти было причиной безумной гонки Вьетнамской войны; позже это проявилось в том, что мы можем назвать «тепличным» пространством в голове Рейгана, приведшим его к чёрствости и жестокости по отношению к беспомощным людям Сальвадора, старикам, безработным, школьникам и бедным людям в целом.
У Мужчины пятидесятых было ясное видение того, что такое мужчина, и в чём состоит его ответственность, но изолированность и односторонность этого видения были опасны.
В шестидесятые появилась другая версия мужчины. Расточительство и жестокость Вьетнамской войны поставили перед мужчинами вопрос: что же такое взрослый мужчина на самом деле. Если взрослость означает Вьетнам, хотят ли они стать частью этого? Между тем, феминистское движение заставило мужчин по-настоящему посмотреть на женщин, заставляя их осознать свои проблемы и страдания — то, чего избегал Мужчина пятидесятых с помощью тяжёлого труда. Из-за того, что мужчины начали изучать историю женщин и женскую чувствительность, некоторые мужчины начали прислушиваться к сигналам своей женской части и обращать на них внимание. Этот процесс продолжается и по сей день, и я бы сказал, что большинство мужчин так или иначе участвуют в нём.
Есть нечто замечательное в этой эволюции — я имею в виду практику доброжелательного отношения мужчин к своему «феминному» самосознанию и выращивание его. Это важно — однако я чувствую в этом какую-то ошибку. Мужчина за последние двадцать лет стал более вдумчивым, более добрым. Но это не сделало его более свободным. Он хороший мальчик, радующий не только свою Мать, но и молодую женщину, живущую с ним.
В семидесятых я начал видеть по всей стране феномен, который можно обозначить как «мягкий мужчина». Даже сегодня я иногда смотрю в аудиторию, и, могу назвать едва ли не половину юношей мягкими. Это привлекательные, полезные люди — мне они нравятся — они интересуются тем, как не навредить земле или не развязать войну. Во всём их существе и образе жизни очень много бережного отношения к окружающему миру.
Но множество из этих мужчин несчастны. Вы быстро заметите в них недостаток энергии. Они скорее сохраняют жизнь, чем дают её. Забавно, но вы можете часто увидеть этих мужчин с решительными женщинами, которые излучают позитивную энергию.
Здесь мы имеем прекрасно воспитанного юношу, экологически превосходящего своего отца, полного сочувствия к целостности и гармонии окружающего мира, но пока в нём слишком мало жизненности, чтобы что-то сделать для этого мира.
Решительные или дающие жизнь женщины, появившиеся в шестидесятых, и, так сказать, унаследовавшие старый дух, играют большую роль в появлении такого сохраняющего жизнь, но не дающего жизнь мужчины.
Я помню стикер на бампере появившийся в шестидесятые: «ЖЕНЩИНЫ ГОВОРЯТ ДА МУЖЧИНАМ, ГОВОРЯЩИМ НЕТ». Мы признаём, что требовалось много мужества, чтобы противостоять призыву, сесть в тюрьму или переехать в Канаду, но столько же мужества требовалось и чтобы пойти по призыву и уехать во Вьетнам. Но женщины двадцать лет назад определённо говорили, что они предпочитают более мягких чувствительных мужчин.
Таким образом, мужское развитие немного пострадало из-за таких предпочтений. Менее чувствительное возмужание было приравнено к насилию, а более чувствительное — вознаграждалось.
Некоторые энергичные женщины и в то время, и сейчас в девяностые, выбирали и до сих выбирают в любовники мягких мужчин и, таким образом, вполне возможно, их сыновей. Новое распределение энергии «Ян» внутри таких пар не случайно. Юноши по разным причинам хотят более жёстких женщин, а женщины начинают жаждать более мягких мужчин. Какое-то время это выглядело, как правильная перекомпоновка, но мы жили так достаточно долго, чтобы увидеть, что она не работает.
Я впервые узнал о страданиях «мягких» мужчин, когда они рассказывали свои истории на ранних мужских собраниях. В 1980 Лама сообщества в Нью-Мехико попросил меня вести их первую мужскую конференцию, где собралось около сорока мужчин. Каждый день мы концентрировались на одном греческом боге и на одном мифе, а позже во второй половине дня, собирались, чтобы поговорить. Когда юноши говорили, для них не было ничего необычного в том, чтобы проплакать пять минут. Количество горя и страдания в этих юношах поразило меня.
Часть их горя поднималась из отчуждённости от своих отцов, которую они остро чувствовали, но часть горя вытекала из их проблем в браке или в отношениях. Они учились быть чувствительными, но одной чувствительности недостаточно, чтобы провести брак сквозь трудные времена. В каждых отношениях время от времени необходимо что-то жёсткое: и мужчина, и женщина должны иметь это. Но, часто в тот момент, когда это было необходимо, юноши были к этому не готовы. Они были воспитаны, но требовалось что-то другое — для их отношений и для их жизни.
«Мягкий» мужчина был способен сказать: «Я могу чувствовать твою боль, и я считаю твою жизнь такой же важной как моя, и я буду заботиться о тебе, и ободрять тебя». Но он не мог сказать, чего он хочет и держаться этого. Решение такого рода было слишком трудным для него.
В Одиссее Гермес наставляет Одиссея, что, когда тот приблизится к Церцее, обладающей определённым видом матриархальной энергии, он должен поднять или показать свой меч. В этих ранних сессиях для многих юношей было трудно увидеть разницу между показом меча и причинением боли. Один мужчина — своего рода воплощение определённого духовного восприятия шестидесятых, мужчина, который в буквальном смысле жил на дереве в течение года за пределами Санта Круза, оказался не в состоянии вытянуть руку, держа меч. Он так хорошо научился не причинять никому боль, что он не мог поднять сталь, даже для того, чтобы поймать ей солнечного зайчика. Но демонстрация меча не всегда означает драку. Она может также наводить на мысль о радостной решимости.
Путешествие многих американских и западных мужчин в мягкость, в чувствительность, в «развитие женской части» было очень ценным путешествием, но большее путешествие впереди. Этот этап не последний.
| ← пред. | 1-1: Обнаружение Железного Джона → |
| ↑ Оглавление | |