Железный Джон, глава 3, часть 1: Что Происходит

Оглавление
пред. 3-2: Наивность
Юноши, когда они возносятся, могут стать белыми лебедями, великими мечтателями, «летающими мальчиками», так же как возносящиеся девушки могут стать летающими девочками. И те, и другие занимаются любовью с невидимками на больших высотах. Юнгианские мыслители хорошо замечали и описывали это явление. Фразы puer aeternus (святой или вечный мальчик) и puella aeterna (святая или вечная девочка) — это термины знакомы многим. Юнгианцы знают вечного мальчика в мельчайших подробностях; классическая книга о нём — «Puer Aeternus» Марии-Луизы фон Франц.

В любом случае эти летающие люди головокружительно одухотворены, плохо чувствуют своё тело и открыты страшным потрясениям отверженности; они неспособны принять ограничения и не склонны к определённо скучным качествам, присущим человеческой жизни. Мария-Луиза фон Франц называет Маленького Принца родовой историей. Она была написана Антуаном де Сент-Экзюпери, который был настоящим пилотом-героем, всегда тосковавшим по чистой жизни на других планетах, но чей «Маленький Принц» умер, будучи укушенным змеёй.

Питер Пэн принадлежит к известным летунам, как и большинство завсегдатаев ашрамов, преданных «высшему сознанию» и отказывающихся от земной пищи, как и платонические любовники или холостяки, или как некоторые Дон Жуаны, которые так ищут в женщине небесное совершенство, что вынуждены оставлять каждую, в которой не нашли недостающую жемчужину.

Грандиозные фантазёры иногда мечтают о росте, как о лифте на внешней стороне здания, но когда они поднимаются на верхний этаж, то часто обнаруживают, что вход в здание отсутствует. Летающий мужчина обычно любит женщин, но он может преуменьшать их, чтобы хранить в бутылке, которую можно положить в карман. Молодые вечные мальчики не подразумевают негатива, они любят душу и воплощают большую часть духовной энергии американской нации. Без них американская культура, возможно, уплотнится и закостенеет в конкретике. Таким образом, грандиозный фантазёр — это сложная личность.

Грандиозные фантазёры — я имею в виду хороший пример — выходят из самых разных семей, и иногда полёт их фантазии является единственным разумным и жизнеспособным средством. Я давал эти строки ранее:

Что делает сын? Он уходит прочь, теряя мужество,
на улицу — питаться дикостью
жить среди притонов
и хижин, есть расстояние и молчание;
он отращивает длинные крылья, входит в спираль, восходит вверх

Эта сцена имела место, когда мне было двенадцать или около того. Когда мне было двадцать восемь, я продолжал скучать по чистоте, по тому, чтобы «быть выше всего этого», не вовлекаться.

Мария-Луиза фон Франц так сформулировала свой опыт с небесными летунами или летающими обломками: они выбирают взлёт в качестве бунта против материнской приземлённости и женского консерватизма. Они взлетают вверх, боясь магнитов, которые, как она говорит, некоторые женщины зарывают в землю в надежде приманить легкомысленных мужчин вниз, на землю брака, работы и долговременных обязательств.

Эволюция мальчика в птицеподобное существо является естественной; он поднимает взгляд на свет, когда хочет выбраться — так же, как птица. Птицы в неволе вспархивают к любой трещине в стене, сквозь которую виден свет. Так и вознесённые юноши часто находят себя достигшими духовности, но ценой жизни в целом или нереализованности в маскулинных проявлениях.

Как далеко он от работающего мужчины, когда ему сорок?
От всех мужчин…

Я не говорю, что духовная работа — это ошибка, совсем нет; но важно учитывать, в какой период жизни она имеет место. Мы помним, что Бааль Шем Тов — духовный гений Польши восемнадцатого века — не позволил бы юношам прочитать определённые духовные тексты пока они не достигли тридцатипятилетнего возраста. Некоторые говорят, что задача мужчины в первой половине его жизни — это связь с материей: он должен научиться ремеслу, подружиться с деревом, землёй, ветром или огнём. Когда Юнг основал учебный центр в Цюрихе, он не принимал людей, которые не были успешны в другой профессиональной деятельности. Это тоже было способом обозначить границу тридцатипятилетнего или более позднего возраста.

Мы должны добавить, что не все юноши являются вознесёнными. Некоторые из них очень-очень земные, слишком рано взявшие на себя ответственность, заставившие себя поддерживать других — они идут медленно, склонившись к земле, неся чудовищную тяжесть, не чувствуя себя вправе взглянуть на кусочки солнечного света. В их семейной традиции сыновья грандиозность уничтожается очень рано; иногда в их семьях женщины напыщены, а мужчины нет — мужчины идут по дороге депрессии. Они не становятся художниками или музыкантами, их жизнь проходит там, где подошвы их обуви касаются земли. Много легенд рассказывает нам о «сапожниках», и заметьте напряжение между ними и храбрыми весёлыми «портными».

Недостаток культуры Средневековой Европы — и это только один её недостаток — заключался в том, что она не давала юношам много возможностей для вознесения; наша культура изобилия, или прав, задаёт очень мало ограничений; и многим студентам богиня нужды почти неизвестна.

Мальчик в нашей истории сейчас находится в моменте вознесения. Таким образом, сейчас он более или менее похож на миллионы людей в Америке и Западной культуре. Мы должны посмотреть очень внимательно на этих вознесённых людей, этих портных или летунов, если мы собираемся внести хоть какие-то изменения в жизни мужчин и женщин, и мы можем посмотреть на них в свете трёх слов: пассивность, наивность и оцепенение.

Мы все знаем, что женская вознесённость очень сильна и распространена; но я думаю, что женщины могут рассказать о своей природе с гораздо большей точностью, чем я, и я думаю, что писать об этом процессе должна женщина. Поэтому здесь мы ограничим себя мужской вознесённостью.

Мы знаем, что сотни тысяч лет мужчины восхищались друг другом, и восхищались женщинами, в частности их деятельностью. Мужчины и женщины одинаково звали мужчин, когда надо было проникать в опасные места, приносить пригоршни куража к водопадам и выбивать пыль из задов диких кабанов. Все знают, что если мужчины делали это хорошо, то женщины и дети могли спать спокойно. Теперь кабаны превратились в свиней на скотных дворах, а бурные реки в фонтаны во дворе Музея Современного Искусства. Деятельность мужчин, столь любимая ранее, уже не нужна.

Мужчины осмелились войти в царство животных, увлечься ими, драться с ними, бороться с душой животного, они выучили свои танцы, и проникли сквозь завесу, отделяющую нас от них. Некоторые мужчины, зовущиеся шаманами, также вошли в царство духов, боролись с ними, приспосабливались к ним — и спасали людей, заболевших из-за вредной деятельности этих духов. Мужчины были любимы за их удивительные инициативы: они пересекали широкие океаны, строили ферму в горной стране на пустом месте, придумывали новый бизнес — и делали это умело, начиная с истоков, делая то, чего никогда до них не было. Юноши викингов иногда тренировались прыгая по концам вёсел в то время, как гребцы продолжали грести.

Женщины до недавнего времени не получали похвалу за свою деятельность. В течение столетий их заставляли жить в вынужденной пассивности, требуемой от них монахами, докторами, философами, моралистами, теологами и судьями. Сейчас женщины выходят вовне, в деятельность, в активность, так же как мужчины переходят на другую сторону — в пассивность. (Пассивность «мягких мужчин» первой главы часто становится большим сюрпризом для женщин.)

В течение прошедших тридцати лет мужчины просили научить их, как двигаться в потоке, как следовать, а не как вести за собой, как жить в неирархическом мире, как быть чувствительным, как принимать единодушные решения. Многие женщины хотят пассивных мужчин, если вообще хотят мужчин; церковь хочет приручённого мужчину — таких зовут священниками; университеты хотят одомашненного мужчину — таких зовут постоянными преподавателями; корпорации хотят командного работника, и так далее. Во времена Блейка корпорации назывались чартерными компаниями, и он говорил:

Я брожу по чартерным улицам,
Вблизи потока чартерной Темзы,
И замечаю на каждом лице
Знаки бессилия и тоски.

Пассивность растёт экспоненциально, и образовательная система является её «продуктом».

Средний американский ребёнок до восемнадцати лет видел четыре тысячи часов рекламных роликов, но пока очень мало телевизоров были разбиты топорами, очень мало президентских дебатов были прерваны «активистами», очень мало повышений военного бюджета было остановлено массовыми протестами:

Я кручусь в руках отцовских,
Бьюсь в пеленочных полосках,
Но пришла пора смириться,
Грудь сосать и молча злиться.

У. Блейк, перевод Л. Портера

Младенец крутится в отцовских руках, сражаясь с нарциссическим желанием отца связать или убить его; и он снова и снова бьётся в пелёнках, сражаясь с нарциссическим желанием матери изменить его так, как она хочет. Когда мальчику не удаётся стать свободным, он, по словам Блейка, учится обижаться. Как часто каждый взрослый мужчина будучи сбит с толку женской интерпретацией своего поведения — так отличающейся от его собственной — уходит в обиду. В наши двадцать лет мы можем неделю находиться в обиде такого рода — это не кажется нам слишком долгим — и всё это время мы, вероятно, не можем говорить о своей сердечной боли, а можем вообще не разговаривать. В таком эмоциональном состоянии нет возможности визжать, кричать, ныть — это слишком активные действия. Когда мужчина обижается, он становится пассивным в своей боли.

Когда нет стариков, ломающих власть младенческой обиды, привычка пассивности захватывает и другие части его жизни.

Пассивный мужчина, например, может просить женщину влюбить его в себя. Разговоры — это ещё не всё, но это часть любви, так же как покупать подарки, вступать в полемику, хвалить собеседника и сохранять нить интимности неповреждённой. Мэгги Скарф замечает в своей книги «Интимные партнёры», что три четверти или даже больше американских браков следует цикличному сценарию: женщина хочет больше интимности и мужчина спасается от неё бегством; она бежит следом, но не так быстро, чтобы поймать его, а он спасается, но не так быстро, чтобы убежать окончательно. Такая игра может занимать годы.

Пассивный мужчина может не говорить, чего он хочет, и его подруга или жена должна это угадывать. В качестве компенсации домашней пассивности, он может уходить в производительность автомата, пребывая на работе, но ни то, ни другое не является тем, чего ему действительно хочется.

Мы можем пойти дальше. Пассивный мужчина может просить своих детей влюбить его в себя. Дети часто наблюдают за родителями с превеликой остротой. Семейные психотерапевты, вместе с Мюррей Боумен работающие с тревогой в семьях, изучают количество тревоги и её носителей. Они пришли к выводу, что «трудные подростки», которые «действуют вовне», могут фактически трансформировать в себе тревогу между матерью и отцом, таким образом заслуживая их. Дети активны в любви, жертвуя собой.

Пассивный мужчина может пропустить воспитание. Воспитание подразумевает чувства, но также оно подразумевает и разные скучные обязанности: забирать детей из школы, покупать им одежду, посещать их концерты, заставлять их спать, следить за их поведением, настаивать на ответственности, когда они нарушают правила, контролировать с кем они дружат, активно слушать их детские разговоры, и так далее. Пассивный мужчина оставляет своей жене заниматься этим.

Когда я спросил одного шведа о том, на что жалуются шведки в мужчинах, рассказал о жалобах своих подруг на то, что шведы не видят отношения в перспективе. Мужчина знает, чего он хочет сегодня или завтра, но не знает, какими он хочет видеть отношения через два года, через десять лет. Мы можем назвать это видом пассивности видения.

В конце концов, муж или любовник может не быть активным в жизни женщины.

Но пришла пора смириться,
Грудь сосать и молча злиться.

Женщина не хочет, чтобы мужчина говорил ей, что делать, но и другие силы могут повернуть её прочь от плодотворного действия или акта. Если её муж видит, что это происходит, он скажет ей об этом. Мужчина надеется, что и женщина скажет ему, если увидит, что его решения неосознанны.

пред. 3-2: Наивность
Оглавление

Метки:

Добавить комментарий

Войти с помощью: