Железный Джон, глава 2, часть 1: История: Первый День у Пруда

Оглавление
пред. 2-2: История: Второй День
Когда Дикарь возвращается в свой тёмный лес, он снимает мальчика с плеч, ставит на землю и говорит: «Ты никогда не увидишь своего отца и свою мать, но я позволю тебе жить со мной. Ты освободил меня и я хорошо отношусь к тебе. Если ты будешь слушаться меня, всё будет хорошо. У меня больше золота и сокровищ, чем у кого-либо на целом свете».

Затем Дикарь приготовил мальчику постель из мха, чтобы он поспал, а утром отвёл его к источник. «Ты видишь этот источник? Он чист как кристалл и полон света. Я хочу чтобы ты сидел рядом с ним и следил, чтобы в него ничего не попало, потому что если это произойдёт, ему это повредит. Я буду приходить каждый вечер и смотреть, как ты выполняешь моё поручение».

Мальчик сел на краю родника. Иногда видя промелькнувшую золотую рыбу или золотую змею, он тщательно следил за тем, чтобы ничего не упало в родник. Но пока он там сидел, его раненный палец так разболелся, что он случайно окунул его в воду. Он тут же вытащил его, но увидел, что палец стал золотым. И сколько он его не оттирал, это ничем не помогло.

Железный Джон вернулся вечером и спросил: «Сегодня что-нибудь случилось с родником?». Мальчик, прятавший свой палец за спиной, чтобы Железный Джон его не увидел, ответил: «Нет, ничего не происходило».

«Ох, ты окунул палец в родник» — сказал Дикарь. «Мы можем позволить этому случиться единожды, но не повторяй этого снова».

В своё время мы обсудим то, как золото связано с кончиком пальца, но сейчас мы остановимся, чтобы немного побыть с раной. Рана болит так сильно, что мальчик невольно погружает её в пруд. Это основное, о чём говорит история.

Если мы хотим жить в этой истории, а не просто наблюдать со стороны, мы должны спросить себя: «Какая рана причиняет нам такую боль, что мы хотим погрузить её в воду?». Посвящение важно для юношей тем, что помогает им запомнить рану, и здесь мы имеем в виду душевные раны или эмоциональные травмы. Иногда внешние шрамы существуют, чтобы напомнить нам о внутренних шрамах.

Давайте перечислим некоторые внутренние шрамы, как мы перечисляли некоторые внешние шрамы выше. Неприятие благословения своего отца — это шрам. Роберт Мур сказал: «Если вы юноша и вами не восхищался старик, вы травмированы». Как много мужчин говорят мне: «Я сидел два дня возле моего умирающего отца и ждал, когда он скажет мне, что он любит меня». «И что случилось?». «Он ничего не сказал».

Не видя своего своего отца в маленьком возрасте, не бывая с ним, потому что он отдалён, потому что он алкоголик, потому что он трудоголик, вы получаете травму. Иметь критикующего, судящего отца — то же самое, что быть сыном Крона, поедавшего своих детей. Какие-то удары в большинстве случаев приходят от отца, так или иначе.

Майкл Мид обосновывает это африканской историей, в которой отец-охотник берёт своего сына на охоту. Убив мелкую крысу, он просит сына нести её. «Сын, думая, что это ничтожная добыча, выбрасывает её в кусты», — рассказывает история.

Они больше не находят добычи в течение дня, и в сумерках отец просит мальчика передать ему крысу, чтобы они могли приготовить и съесть её. Мальчик говорит отцу: «Я выбросил её в кусты». Затем, говорит история «отец взял топор и ударил своего сына так, что тот потерял сознание; а отец ушёл, оставив мальчика лежать там, где он был».

Мужчины, слышащие эту историю, в удивительных подробностях знают детали ощущений от удара топором. Одни говорит, что топор ударил в левую часть головы. Другие говорит, что удар был нанесён в область груди. «В плечо». «По моему затылку». «Прямо в череп». «В живот». «В пах», и так далее, и так далее. Едва ли не каждый мужчина помнит этот удар. Это событие является частью отцовско-сыновьего материала: отец наносит удар, а сын принимает его. И эта рана остаётся с мальчиком на долгие годы.

А что на счёт ударов от матери? «Ты слишком хрупкий; ты не должен играть с этими ребятами». «Как ты мог убить такую красивую маленькую птичку?». Если ты не перестанешь, я отдам тебя в приёмную семью! Посмотрим, как тебе это понравится!». «Ты слишком большой для своих штанов». «Теперь ты похож на своего отца». Отец наносит яркие незабываемые удары топором, которые могут убить; многие матери дают сыну надёжное крещение стыдом. Они продолжают поливать его стыдом, чтобы чувствовать себя уверенно.

Один мужчина сказал: «У моей матери была трёхногая ярость — непреодолимое желание пнуть всё, что имеет три опоры».

Иногда такое пристыживание наносит рану, которая не заживает очень долго. Греки во время Троянской войны оставили Филоктета на одном из островов, потому что его рана отвратительно пахла. Потом они вернулись и нашли его, потому что оракул предсказал, что его возвращение — это единственный способ победить в войне. Раненный мужчина знает что-то или является чем-то.

Избиения, пощёчины, словесная критика — травмируют. Эти удары уничтожают чувство собственного достоинства, разрывают ощущение собственной важности, оскверняют энтузиазм, отправляют и опустошают доверие, оставляют на душе синяки, раскалывают и унижают красоту тела… делают всё это источником загрязнения. Они наносят ущерб и вред.

Жизнь лгала, чтобы старики ломали ноги. Когда юноши приехали во Вьетнам, они обнаружили, что им лгали — они получили гораздо более глубокие раны.

В мужском мире нет стариков с раной в груди. Начальник полиции Детройта заметил, что у юношей, которых он арестовывал, не только не было дома ответственных пожилых людей, они никогда не общались с ними наедине. Когда вы смотрите на банду, вы увидите, как замечал Майкл Мид, что рядом с ними нет ни одного пожилого мужчины. Члены банды отчаянно учатся мужеству, семейной верности и дисциплине друг у друга. Это не очень-то работает, но у большинства нет и этого.

Если судить по мужской жизни в Новой Гвинее, Кении, Северной Африке, на территориях пигмеев и на землях зулусов, в арабской и персидской культуре, благоухающей суфийскими общинами, мужчины жили вместе в сердечном союзе и душевной связи сотни тысяч лет.

Ложь современного бизнеса позволяет существовать только конкурентным отношениям и их главным эмоциям: тревоге, напряжённости, одиночеству, соперничеству и страхе. Что делать мужчинам после работы? Собраться в баре для ведения лёгких разговоров под лёгкое пиво, прерывающихся, когда молодая женщина проходит мимо или кто-то касается края ковбойской шляпы. Отсутствие душевной связи с другими мужчинами может быть самой страшной раной из всех.

Эти раны живут в нас независимо от того, гордимся мы нашими родителями или нет, хорошие мы или плохие. Большинство из них мы можем описать как ранения нашего величия. Когда мы ещё очень маленькие, то чувствуем, что мы Боги. Наша королевская жизнь в утробе матери ясно указывает, что это именно так, и если кто-то, когда мы выходим наружу, пытается сказать, что это не так, мы не слушаем его. Мы можем назвать это ранее ощущение собственной Божественности — Инфантильным Величием, и мы должны отличать его от величия, или Истинного Величия, которая также является частью нас. Во всяком случае в юношеском возрасте мы сохраняем достаточно Инфантильного Величия, позволяющей нам решать, достаточно ли крыса большая, чтобы её сохранить. Затем, когда отец наносит нам удар топором и бросает нашего Короля валяться без сознания, мы находим наше положение — раненными, лёжа на земле — отличающимся от привычных нам фантазий о положении принца.

Все раны представляют угрозу нашему положению принца. Удары стыда — «Да кем ты себя возомнил? Ты просто ещё один чванливый парень, как и все остальные» — это удары в живот наших принцев. И с нами всегда что-то не так. Один мальчик считает себя слишком тощим, или слишком низким, или слишком жилистым; другой заикается или хромает. Один слишком застенчив, другой «не атлетичен» или не умеет танцевать, или имеет плохой цвет лица. У кого-то большие уши или родимое пятно, или «немота», или он не может ударить по мячу, или что-то ещё. Обычно мы решаем проблему, раздувая другие свои качества. Небольшое «вступление на престол» делает нас выше всего этого.

Возможно немного завышенной самооценки или величия полезно в качестве защиты, когда мы совсем маленькие. Алиса Миллер замечает, что когда происходит совращение малолетних, когда родители творят такие жестокости, что ребёнок не может уместить это в своём разуме, он уходит по дороге величия или по дороге депрессии. Если мы выбираем дорогу величия, мы поднимаемся выше ран и стыда. Возможно, мы получаем хорошие оценки, становимся единственными в семье оптимистами и заводилами — своего рода докторами для своих собственных страданий, заботящимися о других. При этом что-то изумительное и прекрасное покидает нас. Мы можем быть радостными и энергичными, но не очень человечными.

Если мы идём по дороге депрессии, наша жизнь находится внутри раны и стыда. Мы гораздо ближе к ране, чем на пути величия, но мы не намного более человечны. Жертва — это тоже величие личности. Жертва принимает корону жертвенности, становится принцем или принцессой на другом пути. Иногда мужчины без отцов выбирают эту дорогу.

Каждый из нас находится и на том, и на другом пути, просто по одному мы идём по воскресеньям и праздникам, а по другому — в будние дни. Некоторые выбирают третий путь: это путь паралича, поведение робота, серьёзное последовательное онемение — полая в центре, не волнующая, без эмоциональных подъёмов и спадов, автоматическая жизнь.

Древняя практика посвящения затрагивает все эти ответы, так как она даёт новую рану, или множественную рану, достаточно острую и яркую — хотя и незначительную — чтобы юноша вспомнил свои внутренние раны. Затем посвящение говорит юноше, что делать с раной, новой или старой.

Старейшина начинает рассказывать мальчикам истории как только они входят в мужской мир. Пока у нас нет историй, мы не знаем, как уменьшить боль от раны. Мы либо поднимаемся над ней так высоко, что не можем до неё снизойти, либо сами становимся раной — настолько, что видим под собой лишь дно.

Приняв, что раненный палец мальчика символизирует разнообразные раны нашего детства, давайте вернёмся к истории и посмотрим, как произошло это ранение. Мы пытались выпустить «Дикаря» — представляющего собой наши собственные блеск, величие, дикость, отвагу и спонтанность — из клетки, и в процессе этого получили ранение.

В семье мы можем подняться над своим стыдом за алкоголика-отца, добавив топливо скрытности в свою ракету величия, и выдернуть себя прочь из семьи, сидя верхом на этой взлетающей вертикально вверх ракете. Или мы можем утонуть в своём детском стыде, существуя лишь в нём, и ни в чём другом, живя в своей тайной недостойности — потеряв своего короля, стать рабом. Есть своё удовольствие в том чтобы быть рабом: ведь тогда мы можем уйти в зависимость, никогда не отвечать за свою собственную жизнь, и продолжать унижать себя дополнительно, снова и снова.

Штат зависимости — самый быстрорастущий штат в Соединённых Штатах, обгоняющий рост Калифорнии и Гавайев. Этим способом борьбы с раной от топора мы говорим: «Я — тот ребёнок». Как нам известно из книги Филиппа Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» примерно до XIX века не было одежды, разработанной специально для детей. Во время и после Средневековья ребёнок говорил «Я — маленький взрослый», и он или она носили одежду, аналогичную одежде взрослых. Эта практика имела недостатки, но разворот в другую сторону стал катастрофичным. Когда люди идентифицируют себя со своим раненным ребёнком или остаются детьми, вся культура трещит по швам. Подростковые беременности учат нас, что дети не могут быть матерями своих детей или отцами своих детей. Люди ведут жизни, разрушающие жизни их ближайших родственников и соседей. Все оказываются в неотложке.

Восстановление каких-либо форм посвящения необходимо нашей культуре. Соединённые Штаты несомненно перенесли упадок в 50-е годы, и я уверен, что если мы не найдём третий путь помимо указанных двух, этот упадок будет продолжаться. Сейчас у нас есть дорога величия с дилерами-спекулянтами, крупными игроками и владельцами частных самолётов на ней, и дорога депрессии с хроническими алкоголиками, матерями-одиночками за чертой бедности, наркозависимостью и безотцовщиной.

Введение себя в возбуждение и восторг не даёт нам ключа. Ключ остаётся скрытым.

Слишком ранний восторг — или обобщённо возбуждение — может быть, как замечал Джеймс Хиллман, просто ещё одним способом предохранения Великой Матерью мужчины от развития в любой области. Когда ключ остаётся под подушкой матери, мы рано или поздно заканчиваем в исправительном центре. Консультанты и терапевты будут делать всё возможное, чтобы освободить нас, но обычно мы просто засовываем ключ под их подушку, когда они отворачиваются.

Предположим, у нас получилось украсть ключ из-под подушки матери, и мы получили рану на пальце, но что дальше? Означает ли это, что мы ушли с Дикарём? Скорее всего, нет. Мы можем потратить десять лет на ощущение своего раненого пальца, осуждая за это родителей или старшего в семье. Мы можем судиться с Дикарём за то, что замок был ржавым, а со своей матерью — за то, что она должна была лучше охранять ключ. История Дикаря резко обрывается, если кто-то решает, что он Дикарь (путь величия), или что он беспомощный ребёнок (путь депрессии).

Люди, искренне, от всего сердца преданные инфантильной грандиозности — это бизнесмены Уолл-Стрита, арфисты новой эры — зачем им идти с Дикарём? Они уже воображают себя Дикарями — они, бесконечно далёкие от дикости, способные всю ночь играть на компьютере, или четыре дня подряд думать об экологии.

Множество Американских или Западных мужчин в последние десятилетия пропустили мимо себя некоторые тонкости ключа.

Если мужчина воображает, что он Дикарь или беспомощный ребёнок, о выборе наставника не может быть и речи. Каждый из нас может спросить себя: знаем ли мы кого-то или слышали мы о ком-то, кто обладает истинным величием? Если да, мы должны оставаться с ним или с ней.

Мы должны понять, что Дикарь не «внутри нас». Истории показывают, что на самом деле Дикарь — это существо, которое в течение столетий может жить и процветать за пределами человеческой психики. На человеческом плане его можно уподобить наставнику, который продолжает жить и расти вне зависимости, принял он нас в качестве ученика или нет.

Древняя практика посвящения — всё ещё живущая в нашей генетической структуре — предлагает третий путь, проходящий между двумя «естественными» путями возбуждения маньяка и тревоги жертвы. В картине мира появляется наставник или «Мужчина-мать». Позади него стоит существо обезличенной мощи, которое в нашей истории символизируется Дикарём, или Железным Джоном. Юноша изучает или проживает свою рану — нанесённую отцом, матерью или стыдом — в присутствии этого свободного, вечного, священного существа.

Если юноша украл ключ и поднялся на плечи этого существа, три вещи изменятся: рана, считавшаяся несчастьем, станет рассматриваться как подарок. Второе, священная тайная вода — чтобы это ни было — появится в его жизни. И наконец, в теле мужчины так или иначе осуществится энергия солнца. Мы повторим эту часть истории.

Когда Дикарь возвращается в свой тёмный лес, он снимает мальчика с плеч, ставит на землю и говорит: «Ты никогда не увидишь своего отца и свою мать, но я позволю тебе жить со мной. Ты освободил меня и я хорошо отношусь к тебе. Если ты будешь слушаться меня, всё будет хорошо. У меня больше золота и сокровищ, чем у кого-либо на целом свете».

Затем Дикарь приготовил мальчику постель из мха, чтобы он поспал, а утром отвёл его к источник. «Ты видишь этот источник? Он чист как кристалл и полон света. Я хочу чтобы ты сидел рядом с ним и следил, чтобы в него ничего не попало, потому что если это произойдёт, ему это повредит. Я буду приходить каждый вечер и смотреть, как ты выполняешь моё поручение».

Мальчик сел на краю родника. Иногда видя промелькнувшую золотую рыбу или золотую змею, он тщательно следил за тем, чтобы ничего не упало в родник. Но пока он там сидел, его раненный палец так разболелся, что он случайно окунул его в воду. Он тут же вытащил его, но увидел, что палец стал золотым. И сколько он его не оттирал, это ничем не помогло.

Железный Джон вернулся вечером и спросил: «Сегодня что-нибудь случилось с родником?». Мальчик, прятавший свой палец за спиной, чтобы Железный Джон его не увидел, ответил: «Нет, ничего не происходило».

«Ох, ты окунул палец в родник» — сказал Дикарь. «Мы можем позволить этому случиться единожды, но не повторяй этого снова».

Дикарь берёт мальчика к Священному Источнику, к водоёму. Замечу, что в этом водоёме плавают золотые рыбы и золотые змеи. Мифологически древний священный источник, охраняемый Дикарём, а иногда Дикаркой — это колодец. Если этот источник когда-нибудь загрязнится, то по утверждению старых кельтских знахарей, всё на Земле погибнет. Таким образом, водоём — это важное место. Это традиционное место Дикаря, чтобы пребывать там в раздумьях, из Vita Merlini мы знаем, что Мерлин размышлял там во время своего безумия. Ещё он был местом, куда обычные люди приходили за вдохновением, духовной пищей и мудростью. В течение веков путешественники получали поддержку у святого колодца в Логресе. А в Колодце Коннлы каждый год всплывал великий святой лосось в ожидании вызывающих безумие орехов, которые падали со свисающих в колодец ветвей деревьев.

Психологически, этот водоём — сердцевина жизни, но только для тех, кто готов в него войти. Мирча Элиаде так описывает мужское посвящение: «подростковое посвящение — это прежде всего божественное откровение… до посвящения они [мальчики] лишь частично являются людьми в социальном смысле этого слова, потому что у них нет доступа к религиозной жизни».

Религия здесь не означает учение или благочестие, или безупречность, или «вероисповедание», или «верование», или мою жизнь, отданную Богу. Религия здесь означает готовность быть рыбой в священном водоёме; быть пойманным Дионисом или каким-либо другим рыбаком, склонить голову и принять намёки от собственной мечты; проживать тайную жизнь, молиться в шкафу, быть кротким; питаться скорбью, как рыба водой, и жить. Религия здесь означает быть и рыбаком, и рыбой, не быть раной, но завладеть раной. Быть рыбой — это быть активным, и не с машинами или футбольными мячами, а со своей душой.

Те, кто работал с семьями алкоголиков, за последние десять лет много узнали об отрицании, и это хорошие знания. Отрицание становится амнезией, забыванием, забвением. Океан забвения уносит ребёнка, когда он стыдится. Женщина подвергается сексуальному насилию в четыре года и полностью забывает об этом до тридцати восьми — и нет никакого стыда за то, что было. Отрицание означает, что мы были очарованы; в течение многих лет мы жили в трансе.

В «Вороне» (братьев Гримм) молодая девочка превратилась в ворону, когда её мать обругала её поведение, и оставалась ей в течение многих лет; в «Шести лебедях» шестеро мальчиков становятся лебедями, когда отец из трусости открывает дом злу, и мальчики остаются очарованными в течение многих лет. У меня есть поэма, которая называется «Пятьдесят мужчин сидящих вместе» о юноше, входящем в транс:

Женщина стоит на кухне, она не хочет зажигать лампу, потому что ждёт
пьяного мужа, когда он вернётся домой. Затем в тишине она подаёт ему еду.
Что делает сын? Он уходит прочь, теряя мужество,
на улицу — питаться дикостью
жить среди притонов
и хижин, есть расстояние и молчание;
он отращивает длинные крылья, входит в спираль, восходит вверх.

Когда наставник приводит к воде, это означает конец зачарованности. Вода Дикаря сама по себе не излечивает раны, не помогает выйти из отрицания или величия; но она даёт крепость той части нас, которая хочет продолжать продолжать усилия для получения мужества и стать мужчиной.

Когда Железный Джон берёт мальчика к воде, энергия солнца как-то переносится в тело юноши. История рассказывает это таким образом:

Совершенно случайно он окунул его в воду — и тут же отдёрнул, но увидел, что его палец уже стал золотым.

Золото во всём мире символизирует сияние солнца, королевскую власть, внутреннее великолепие, свободу от гниения, бессмертие, душевный свет, и именно таким золотом стал палец мальчика. Организовав этот сюрприз с золотым кончиком пальца, Дикарь, который выполняет здесь роль наставника, даёт обещание.

Обещание — это открытие; мы даже могли бы сказать, это открытие того, что золото всегда было внутри нас. Мы не напрягались, не зарабатывали его тяжёлым трудом в школе, не аккумулировали запасы солнечной энергии в духовном хранилище. Золото было в нас уже тогда, когда мы были в утробе матери.

Ребёнок рождается, как сказал Вордсвот, «наследуя облака торжества». Ребёнок — это правопреемник тысячелетий духовного и творческого труда. Кабир говорил:

Мы чувствуем какую-то часть духа, что любит птиц и зверей, и насекомых —
Возможно, ту самую, что дала вам воссиять в утробе вашей матери. Логично ли будет вам остаться сиротой сейчас? Правда в том, что вы отвернулись от себя. И решили пойти в темноту один.

Из известного папируса, описывающего мумификацию, мы знаем, что египетские священники наносили золото на ногти умерших мужчин и женщин. Сделав это, они говорили: «Теперь золото, принадлежащее Гору, переходит на твои ногти и делает тебя бессмертным».

Получается, что образ золотого кончика пальца в нашей истории — очень старый, и проделал весь этот путь из второго или третьего тысячелетия до нашей эры. Но вместо египетских храмов с их статуями богов, сделанными из чистого золота, у нас золотые рыбы и золотые змеи, плавающие в источнике.

Из греко-римской жизни мы можем взять ещё одну деталь, которая помогает нам понять смысл золота, которое не смывается. Римляне верили, что каждый человек содержит внутри себя ангела или «даймона», проходящего сквозь линию рода и являвшегося семенем личной удачи в этом человеке. Они называли это семя или искру, или личную удачу, «гений«, если замечали его в мужчине, и «юнона» — если в женщине.

Римляне представляли даймона проводником, наполовину человеческим, наполовину божественным, посланником из мира святых, своего рода ангелом-хранителем, или, как говорил норвежский поэт Рольф Якобсен, «белой тенью». Заметим, что золото появляется на том же пальце, который осмелился открыть клетку Дикаря, так что судьба мальчика тесно связана с применением ключа.

Так обстоит дело с мифологическим взглядом на вещи. А что означает золото на пальце в психологическом смысле? Как это проявляется в обычной жизни?

История говорит, что когда мы находимся в присутствии наставника или Дикаря, намёк придёт к нам оттуда, где лежит наш гений.

Иногда в любовных делах, любовники могут заниматься любовью с Дикарём — и Дикаркой — прямо в комнате; и если мы и есть те любовники, мы можем почувствовать как некоторые части превращаются в золото, хотя мы думали, что они были из свинца. Любовники и святые чувствуют, что их кончики пальцев золотые — всё верно; они могут чувствовать внутри себя свободу от обычных ограничений целыми днями и месяцами.

Художник чувствует глубокий интерес, когда он или она работает над художественным проектом, поэмой или рисунком, или скульптурой; и тогда мы можем говорить, что священный источник находится прямо в студии; а художник становится способным на мысли и чувства более дикие, чем он или она были способны в обычные дни. Пальцы, держащие ручку или кисть, становятся золотыми, и мы вдруг видим удивительные образы, и осознаём, что мы действительно хороши.

Дикарь здесь являет собой невидимое присутствие, общение с предками и великими ушедшими художниками. Любовное стихотворение или поэма восторженного созерцания — это действительно гениальный способ сохранить в памяти тот момент, когда кончик пальца становится золотым.

Молодая бегунья пересекает финишную черту в присутствии своего тренера: кончики её пальцев золотые. Физик, работающий со своим наставником в Принстоне, вдруг пишет на доске уравнение своим золотым мелком. Хорошие садовники обладают золотыми, а не зелёными пальцами; и иногда ментор или учитель, сидя со студентом, скользит в воде души и его язык превращается в золото.

Я думаю, мы можем относиться к терапии, когда она хороша, как к ожиданию у источника. Каждый раз, когда мы омываем наши раны в его водах, мы получаем питание и силы идти дальше в этом процессе. Посвящение, таким образом, не означает вознесения над раной или погружения в неё; это знании того, как или когда, в присутствии наставника погрузиться в воду.

Рану, которая причиняет нам такую боль, что мы «невольно» погружаем её в воду, мы должны рассматривать как подарок. Как ещё мальчик из нашей истории выпустил наружу своего гения, не будь этой раны. Те, у кого нет раны — самые невезучие из всех. (Конечно, если хоть один такой человек найдётся.) Мужчин снова и снова учат, что рана, причиняющая боль, постыдна. Рана, которая мешает тебе продолжать игру — девчачья рана. Тот, кто является настоящим мужчиной, продолжает идти, волоча свои кишки за собой.

Наша история учит диаметрально противоположному. Она говорит, что там, где рана мужчины, там и его гений. Где бы ни была рана, нанесённая нашей душе, кто бы не нанёс её: алкоголик отец, стыдящая нас мать, стыдящий отец, оскорбляющая мать, связана ли она с изоляцией, инвалидностью или болезнью — это то место, которое станет нашим главным подарком обществу.

Норвежский художник Эдвард Мунк сделал гигантский подарок своей картиной «Крик«. Мы чувствуем такое же дарование во Франце Кафке, в Чарльзе Диккенсе, в Эмили Дикинсон, в Анне Ахматовой, в Сесаре Вальехо.

Прежде чем мы закончим обсуждение раны и гения, мы должны задать себе вопрос: какого пола может быть вода? Она маскулинная или феминная?

И то, и другое — но в наше время мы вряд ли сразу ответим таким образом. Странная вещь произошла. В нашем обществе, земля и вся вода в ней считается феминной, и соответственно, принадлежит женщинам. На востоке небо принадлежит мужчинам, а земля — женщинам; есть «небесный отец» и «мать-земля». В этих фразах нет ничего ошибочного, но забыты две другие фразы: небесная мать и отец земли.

Египтяне при посещении их Платоном заметили, что греки ещё дети, и египтяне имели гораздо более древний мифологический и религиозный фундамент. Они хорошо знали Ра, небесного отца, и Изиду, мать-землю. Но видное место в каждый момент их жизни занимали два других бога: Нут и Геб. Нут, небесная мать, изображалась на внутренней стороне гроба или саркофага, так чтобы умерший, глядя вверх, мог видеть существо, наклоняющееся к нему со звёзд. Звёзды просвечивали сквозь её тело и окружали её тело. Кончики её рук и ног касались земли, а остальное тело отдыхало в небесах. «Я вышел из матери обнажённым, и я буду обнажённым, когда вернусь» — говорили умирающие мужчины и женщины: «Мать дала и мать забрала обратно. Благословенно имя матери».

И был Геб, отец земли. Либби и Артур Колман в своей книге «Отец» восстановили изящные рисунки Геба, лежащего спиной на земле; его живот и эрегированный фаллос цвета земли, тянулся к женщине в небо или достигал звёзд. Греки, а вслед за ними и европейцы сумели сохранили память только о двух богах из четырёх. Когда мы помним только двух богов, полы становятся полярными, и кажется, что они противоположны друг другу. Каждый пол тогда отождествляется — мужчины с небом, женщины с землёй. Мужчины отождествляются с небом-огнём, женщины с землёй-водой.

Многие сегодняшние женщины смотрели «Земля — это женщина». Мужчины говорят мне, что когда они слышат это, они чувствуют, будто потеряли право быть. И когда мужчины говорят: «Бог — это мужчина», женщины говорят, что они чувствуют, будто не имеют права молиться. Мифология важна. Полярность, пришедшая к нам из фрагментарной греческой мифологии уже принесла огромный вред.

Сегодня, когда мужчина или женщина видит сон об озере, терапевт интерпретирует воду как связь с феминностью. Для тех, кто знает латынь, «mare» (море) ассоциируется с Марией, таким образом, море становится женским, а так как море — это бессознательное, то бессознательное становится женским и т.д.

История Железного Джона — это история до-греческая, в ней земля и небо не полярны. Железный Джон живёт в воде, под водой. Он также всем сердцем живёт на земле; его дикость и волосатость принадлежит земле и животным, живущим на ней. Ни земля, ни вода не кажутся здесь женскими или мужскими.

У древних кельтов был бог-мужчина, которого звали Домму или «Глубоководный», и вполне вероятно, этот бог обитал в источнике, к которому Дикарь только что привёл мальчика. В некоторых кельтских сказаниях источник охраняют и Дикарь, и Дикарка, поэтому можно говорить о том, что вода — как вода души — по существу и мужская, и женская.

В символических системах вода содержит не духовный или метафизический порыв (для этого лучше подходит воздух или огонь), а земную естественную жизнь. Вода принадлежит приземлённым обстоятельствам, наземной жизни, рождению из чрева, спуску из вечной обители на заболоченную землю, где мы принимаем, что наше тело состоит в основном из воды. Когда наша мифология открывается снова для приветствия женщин в небесной раю, а мужчин в земле-и-воде, тогда полы перестают быть такими далёкими друг от друга. Тогда белые мужчины чувствуют себя более настоящими, для них становится более естественной защита своей земли, как естественна она была для североамериканских индейских мужчин, всегда чувствовавших себя вправе делать это.

Так как мы заканчиваем наше обсуждение первого дня, мы должны заметить, что не все юноши, опустившие свою руку в воду, увидели свой палец золотым. Аналитик Александр Митчерлих пересказывает сны молодого немецкого юноши, которого он однажды лечил. Этот молодой человек был незаконнорожденным; отец оставил его, а мать удерживала «то балуя, то наказывая». В его сне старик в машине с черепом вместо головы ехал прямо на него. Далее он рассказал: «Я прогуливался длинной дорогой, ведущей в парк, и увидел несколько золотых рыбок в фонтане. На дне фонтана я увидел город и услышал звон колоколов. Я опустил руку в воду — и тут же отдёрнул, страшно испугавшись — я увидел, что у меня пропала кисть. Я убежал прочь и увидел, что старик бежит за мной, наводя на меня пистолет. Я увидел вспышку и потерял сознание («Общество без отца»). — Никакого положительного наставника или Железного Джона. Злой старик дважды пытается убить его. Пруд с золотыми рыбками имеет удивительное сходство с источником в нашей истории, но этот маленький изолированный пруд лишает его руки. Что мы сегодня в уличных бандах — так это множество безруких мальчиков.

пред. 2-2: История: Второй День
Оглавление
Метки:

Добавить комментарий

Войти с помощью: