Мужской тренинг . РУ

Через изображение того, как мужчина становится медным проводником, я пытаюсь передать ощущение, которое большинство из нас испытали дома в детстве. Мы теряем нашу детскость и нашу игривость, став медными проводами. Что происходит с нами, когда мы становимся старше?

Мы становимся подозрительными ко всем формам слияния. Романтическая любовь включает в себя огромное количество слияния; и это не значит что мы должны отвергать его, мы должны его рассмотреть. Это правильно — изучить все слияния: слияния насильника и жертвы, тирана и гражданина, компании и работника, церкви и молящегося, декады и моды, группового разума и личного разума, мужа и жены.

Чехов показывает это в рассказе «Душечка» &mdsh; шедевре этой последней формы слияния. Мы знакомимся с женщиной, которая, выйдя замуж за продюсера, сетует, что зрители уважают только музыкальные комедии. После того, как её муж умирает, она выходит замуж за лесопромышленника и начинает интенсивно говорить «двое-на-четвереньки», «подпол», «дубовые балки» и так далее. Когда муж умирает, она влюбляется в ветеринарного врача и страстно говорит о ящуре, бруцеллезе, чуме и тому подобном. Не имея детей, она страстно привязывается к маленькому сыну ветеринара и охотно говорит о том, как несправедливы директора школ, как трудна жизнь на игровой площадке, и так далее. История заканчивается тем, что мальчик во сне кричит: «Я отдал тебе всё! Уходи! Замолчи!».

Мы легко могли бы описать параллельную историю, где мужчина след в след адаптируется к чувствам жены. Слияние так красиво… И по правде говоря, ребёнок живущий внутри каждого из нас, мужчины или женщины, должен научиться, сталкиваясь лицом к лицу с чрезмерным слиянием, научиться говорить, как сказал маленький мальчик: «Уходи! Замолчи!». Некоторые слияния правильны, некоторые нет.

Наша интуиция — то, что может сказать нам, когда слияние уместно, а когда нет; тогда внутренний воин — тот, кто может научить нас тому, как удерживать границы. В не-медном режиме границы сохраняются, но отношения по-прежнему живы.

Фрост сказал: «Есть что-то, что не любит стен». Но мы знаем, что граница — это не стена. В браке могут быть границы и обоснованные точки зрения на каждой стороне от границы. Они не должны сливаться в один вид.

Когда малолетний сын Роберта и Элеоноры Фрост умер, и Роберт собственноручно похоронил его, то обнаружил, что жена ненавидела то, как он рыл могилу, и ненавидела то, как он об этом говорил:

«О Боже, что за женщина! И я
Не смею говорить о мертвом сыне».
«Не смеешь, раз не знаешь даже как.
Бесчувственность твоя… Его могилку
Ты выкопал недрогнувшей рукой.
Я за тобою из окна следила —
Из этого окна! Как ты махал
Лопатой, перебрасывая гравий
Туда-сюда, туда-сюда, туда-
Сюда… Кто это? Я его не знаю»

«Ты разозлишься, что я ни скажу.
Я разучился говорить с тобою,
Но подскажи, но намекни мне как.
Согласен — а на что, — и сам не знаю.
Я как мужчина с женщиной готов
На крупные уступки.»

И снизу вверх взглянула на него
С таким презреньем, что, и сам забывшись,
Воскликнул: «Что же, мне о нем нельзя?»
«Тебе — нельзя! Где шляпа? К черту шляпу!
Пойду пройдусь. Мне надо подышать.
Об этом вообще нельзя мужчинам».
«Но, Эми! Не сбегай хоть в этот раз.
Послушай-ка, я приставать не стану.»

— из «Домашние похороны», перевод В. Топорова

Я люблю Роберта Фроста за то, что он способен поддерживать напряжение между противоположностями, между мужчиной и женщиной, в котором никто из них не принимается за ошибающегося, но за отличающегося.

Когда человек достаточно вырастает для того, чтобы чувствовать противоположности и осознавать, что должен или должна принять позицию по отношению к ним, то на ум приходят две возможности: первый — пройти их с металлом Афродиты, медью, о которой мы уже говорили; и второй — жить в противоположностях, а не жёстко занимать одну или другую сторону.